Посвящается Ларисе Юрьевне Наволодской
«ПОДНЕБЕСНЫЙ
КРИК»
«Поэт есть озирающаяся и озаренная душа.»
Наугольный А.Р.
Наугольный Андрей Рудольфович – поэт, прозаик, эссеист родился в г. Вологде, в 1966 г., - 2 октября, день знаменательный и трагический – именно в этот день, но естественно, в другом году умер великий русский писатель Василий Макарович Шукшин, так случай становится судьбой, ношей, клятвой… Есть и еще совпадение, так – корни моего генеалогического древа - настоящие и единственные – следует искать на Алтае, светлой Родине Шукшина, (в отличие от Москвы, допустим) в стремной и страстной, страждущей и свирепой вольнице раскольников, казаков и беглых каторжников. Если Алтай – светлая Родина и утраченный рай, то Вологда – «спасибо ей за ее доброту» – сиротский дом. Все, что мне удалось подцепить от вологодской родни и здешних семейных традиций – совершенно никчемно и – даже опасно. Рыжие люди Алтая – это славные кельты Уэльса, забытые дети славянского бога Велеса. А тут, в Вологде, тут – кровь, гнилая и рыбья, отсюда и конвоиры, и уркаганы и – что понятно! – чиновники – государева шпана. Нет, конечно, от родни и «малого рая» я не отказываюсь – люблю… но слишком уж мы разные. В общем, странная любовь… Так и оказался я на разломе-расколе… По натуре- кочевник, вынужденный вести жизнь затворника. Беда, не узнаю своих. Только в библиотеках, в мистической и чудесной пыли книжных полок…Достоевский, Лермонтов, Ван Гог, первопроходцы, пионеры и мученики духа. Святые демоны литературы.
Маски прирастают навсегда,
Это вызывает огорченье…
Не боюсь людского я суда,
Верю в приговор предназначенья.
Образование высшее. Десятилетку выстрадал в школе №2, не закончил филфак ВГПУ (1,5 курса), далее – армия, желдорбат, следом – МГЮА (заочно) и разные смешные профессии. Всю жизнь – жизнью маюсь, и пишу стихи и прозу. Победитель конкурса им. Нины Искренко в Костроме, дипломант Артиады народов России, член Союза российских писателей. Я – поэт, а поэт есть озирающаяся и озаренная душа. Пока все…
А. Наугольный
15 марта 2003 г.
***
У церкви стою,
Утопая в глубоком снегу.
А звезды пылают.
Церквушка – небесная лодка.
Я эту икону, поверьте на век сберегу,
На краткий мой век, что из праха позорного
соткан…
***
А жизнь идет. Контора пишет.
Все в тему. А точнее – в слог.
И то, что здесь. С трудом, но выше.
Возможно, бык. А вышло - Бог…
Не хватит, натаскаю грязи.
Пойдет и прошлогодний снег.
И буду … танцевать на фразе,
оплакивая свой успех.
***
Время мое – это час хладнокровных убийц.
И толпы у прилавков, с ее бестолковщиной,
вздором…
а поэты печальны и в чем-то похожи на птиц
над осенним и гулким, и – в общем, печальным простором.
ОДНОЙ КРОВИ
Не Пушкин. Все ж не уступал
и сильных мира растревожил…
Он – Грибоедов.
Адский дар, и окруженье – рожи, рожи…
Ну и плевать.
Смеясь над веком,
он канул без следа туда,
где только Бог над человеком…
и все, падучая звезда.
А чернь в Москве и Тегеране
Его кляла, ещё бы – он!
И что? Все о сердечной ране,
о произволе…
Русский сон.
Что жизнь? Груба и безобразна.
И обстоятельств облака…
Лишь смерть – мгновенна и прекрасна1
Он это знал.
Наверняка.
***
Прекрасное детство, как милость,
дарованных свыше чудес.
Сбылось. И навек изменилась
душа и не только – окрест…
У «проклятых» детство – измена
неведомой здесь Красоте…
Как будто кто выстроил стену
и стражу расставил везде.
***
Я знаю одно, что когда-то в осеннем дворе
гонял с пацанами в футбол и стрелял из рогатки
в того, кто мешал иль не нравился нашей игре,
что детством зовется, а все остальное – догадки…
***
Нет покоя – есть дорога!
нет дороги, то покой…
Надо-то,
всего немного
(сплю и дрыгаю ногой).
***
В оправданье - стихи.
Только так. И уже, что верняк, без добавки.
А стихи как стихия, бандиты, веселый налет…
Оттого и нытье, что кошмарней кошмара у Кафки,
житие-то мое…
Вы шарахайтесь мимо, народ!
Я любился с музыкой, забросив земные дела.
Это вскоре прошло.
и напомнили, и отомстили…
И не то, что бы ненависть, просто
присутствие зла.
И нелепый осадок в душе. Как цветы на могиле.
***
Опять я на мели, чудак…
А быт все норовит копытом.
Все ворожу и все никак
не справлюсь с миром позабытым.
Случайный вздор. Одни мечты.
Но низких истин обещанья
отверг.
Да, ради красоты
в зябкой глуши существованья.
***
Я боюсь роскошной воли,
будто голи и юдоли…
Есть какой-то в ней изъян.
Воля, пуля и бурьян.
Принц и нищий. Как и прежде,
Суть и муть, и грош надежде…
***
Я отвык от жизни, что напоказ.
Затеряться, что ли, в глуши осенней…
Деревенской, древней, без выкрутас.
-Ах вы, сени мои, вы- сени!
И запеть быть может, потом запить.
И сорваться в ночь, ну а курс - по звездам…
Не смеши. Откуда такая прыть?
Поздно, батенька, слишком поздно.
***
О, русская земля, ты – за углом.
Где у пивнушки те, с кем был я дружен,
все горлопанят. Я им там не нужен.
Другая жизнь, пока не грянет гром.
Иду в обход. Ждут тапочки и ужин…
Но отчего все думы о былом:?
***
Вся жизнь – тоска по самоволкам.
И вот ведь, день хорош и тих.
И ни на грош вином и торгом,
лишь пыль любимых с детства книг.
Жаль, таинство неразделимо
с привычной жизни кутерьмой…
Но – зри, любимое – любимо,
и свет, не оскверненный тьмой.
***
Все катастрофы отгремели.
Казалось бы, обрел покой,
но дни плетутся еле-еле,
и каждый выстрел –
холостой…
И не обманываюсь даже,
все принимаю. Тьма, так тьма,
Молюсь,
а может что подскажет
тоска, сводящая с ума.
***
Александр Сергеевич,
как же это так?
Постоянно с носом или в дураках.
Каждому по жажде. Только мимо рта.
Между мной и жизнью –
черт или черта?
В вологодских елках век свой коротать.
А уж тут научат… мыслить и страдать.
***
Что ж, один…
Покинут, что ли?
Что еще произойдет?
Я мочу земной юдоли
опрокидываю в рот,
будто водочки стаканчик
в самый неурочный час…
Где он? Где?
Тот бледный мальчик
с голубым сияньем глаз,
Не мечтающим, а пьющим,
утирая сальный пот…
Застаю его я в гуще
своих бедствий и забот.
Что с тобой стряслось,
дружище?
Впрочем, все произошло.
Спляшем-ка на пепелище!
Жизнь – дурное ремесло.
***
На берегу, в снегу…Рубцов,
Лишь он один. Весь в бронзе, в силе
предание. В конце концов,
Иосиф был пленен в России.
Египте русских подлецов…
Все, стерто.
Музыка в эфире.
***
В кармане крошки табака.
Шныряет мелочишка нервно,
и вера скользкая рука
была б сей пустоте, наверно,
приятна. Да, плохи дела.
Гуляет в нас, дружище ветер.
Ты, брат – дыряв, а я – дотла
Себя спалил. И не заметил.
***
Стылой вечности смачный глоток.
И уже не сбежать, не расторгнуть …
Здесь протопали тысячи ног,
Жизнь и смерть, и неистовство оргий,
Все смешалось. Я – лишний виток.
До небесных ворот доскрипел.
Отпустите у морга.
***
Вохровец я – иль? Возьми в свои сны,
Кафка! Чудак …Дорисую картину.
Вахта, дежурка. Я ствол отодвину
И зазимую. Вот так, до весны…
Эх, заорать бы во всю горловину!
Гнусная спячка. Не чую страны,
обожествляя
казенную зиму.
***
Что толку от сердечной муки,
когда с ума схожу со скуки…
Что толку от сердечной смуты?
Стал хлюпиком, изношен весь,
И хочется, глотнув цикуты,
молчать. А не бубнить:
«Я – есмь!»
***
Когда Ван–Гог по мрачным закоулкам
своей души потерянно блуждал,
я – тенью гениального придурка
желал бы быть.
Пускай свой божий дар
он даже ни на миг не обнаружил…
***
Таскаюсь со своею болью,
Она и стыд, она и страх…
Россия. Вологда. Подполье.
Заезженный архипелаг.
Как завещание. На случай.
Женой становится беда
тому, кто жизнью не научен…
Поэт-рецидивист?
Всегда.
***
Ночная мгла. Где холмы Грузии?
Передо мной моя Отчизна.
Все реализм, его иллюзии,
мне не уйти от реализма.
На улице – скандал и вороги.
Свет мира, видимо, в «метро».
Вино и девки нынче дороги.
Один…
А в горнице светло.
***
Своей зимой и умирать не страшно.
И русской вьюги удаль мне близка.
Я в прошлом весь, и только день вчерашний
упрямо дорог…
Домик из песка.
***
На окнах ледяной узор.
Домашние ушли на елку.
А я брожу, сметаю сор
и, в общем. Делаю уборку.
Мне хочется, чтоб этот миг
не уходил. Там снег и стужа.
И день, по-стариковски тих
и тоже, кажется. Простужен.
Зима?
Зима, она пройдет.
И только нежность в каждой сцене.
Она, как ангел у ворот,
стоит и терпеливо ждет,
что вот – заметим и оценим…
Если жив, то твоими заботами.
Надоем, прогони дурака.
Скрипнет ночь крепостными воротами
И сомкнется за мной на века…
Покурю, побеседую с кошками
у подъезда. Веселый и злой.
Темнота за твоими окошками.
И ухмылка судьбы за спиной.
***
Любовь – загадочная гостья,
и канул след ее давно…
Вино и винограда гроздья
распахнутое в ночь окно.
И музыка…все двери
с петель!
Наворожил аббат Прево,
что ничего на этом свете –
о! Этот жадный книжный ветер…
ее не стоит. Ничего.
***
Веселится вьюга.
Грубым невдомек,
что мертва округа,
да и друг далек…
Замело крылечко,
вскачь, на вираже.
Эй! Поставьте свечку
плачущей душе.
Ей бы – вон из круга.
Только снега холм.
И куда без друга?
А в снегу легко…
***
Заржавевшее время скрипит над провалом стиха.
Эх, забиться бы в угол, забыться бы водкой и
голью
перекатной. Не ведая больше укоров стыда и
греха,
не дрожа, дорожить только тем, что лишь
словом и болью зацепило когда-то. Теперь и не вспомнить когда…
Может, плац караулил, а – может, сбегая с
уроков,
к той девчонке спешил.
Как темна, твоя Боже, вода
той забытой поры, что река сквозь ущелья и
джунгли –
а есть? – Одиноко…
***
Кому какое дело,
как прыгать на краю?!
Гляжу оцепенело,
не плачу, не молю…
***
Как будто память разъедает мозг.
жирует, давится, с моим играя веком,
став нынешним житьем…
А мозг – он словно мост,
что безразличен к берегам и рекам.
И пожирает жизнь. Ломая на куски,
все выбирая, всю, до сольдо, до изъяна…
Та сторона души, где сторож. От тоски
спасаюсь. Как могу.
Больной и часто пьяный.
***
Заглянуть бы в судьбу,
будто в книгу. Какую? Не знаю…
И вздохнуть с облегченьем,
забыв про неряшливый быт.
Но голодная полночь
подобную книжку листает,
оттого тороплюсь, я давно предсказаньями сыт.
***
Морозно, люто. Слава богу, дома…
Сквозь фикусы взираю на мороз,
Ни строчки за душой.
Что ж, это так знакомо.
Но боязно,
куда язык занес?
Больничный воск, а следовало – розг!
И вот диагноз. Поздравляю. Кома…
***
Снега – небесные ростки.
Им тесно в складках переулка,
они торжественно и гулко
летят, как с яблонь лепестки.
Вздохни. В наплыве ледяном,
о тайной сути их полета…
Снега летят, и оттого-то
так сладко говорить стихом.
***
Выдумать, что ли…собственный миф,
сказку чудную, где все так прекрасно,
да не выходит. Реально:
Сизиф.
Жизнь волочу. Совершенно напрасно.
***
Мне видится, мы еще вместе.
Все живы. И радостный свет
на кухне, где мама. И вести
приносит отец. И газет,
мне слышится, шелест. Когда-то
их дед мой запоем читал,
а бабушка…
Все это свято.
И жгет, как загубленный дар.
***
Я не услышу маминых шагов
на лестнице, в сердцах, сомну окурок…
Вернусь домой. Задвинув на засов
дверь прошлого, осенний переулок
кривой судьбы, что вьется не спросясь,
боясь ответа… Яростная связь.
И место для трагических прогулок.
***
Вдруг решил, что поэт! И откуда уверенность,
право…
Вокруг сонные хари, филеры, жандармы…Облава!
И куда-то бегу, и уходит земля подо мною,
Как обрывы круты.
Я над темной парю крутизною!
***
Отвык от человеческих речей.
Бубню свое, сползает, видно, крыша.
Ты чей, такой?
Наверное, ничей.
Мне хрипло в ухо холод ночи дышит…
Я задыхаюсь. Все не в масть, не в такт.
Срываюсь, злюсь и падаю в объятья
тех ветхих снов, где люди снова братья,
и я был братом, сыном, внуком…
Факт.
***
Уже не человек, еще не птица,
преображенья, в целом, не достиг
и затрудняюсь, надо бы молиться,
изжить безумства, прикусить язык.
Но я бодрюсь, я бодрствую, а значит,
ли это что? В душе шурует страх.
Цыганские шатры моей удачи
пугают близких и смешат бродяг.
Не сомневаться в избранном пути.
Хожу, брожу…
И что-то там пинаю.
Не нахожу предназначенья раю,
Уж лучше корчи, как тут ни крути,
чем эта глухота. Изнемогаю…
***
Державный стиль или болящий дух?
Что возлюбить? Сияют генералы,
им ясен путь, и легкий хаос славы
пьянит умы, как тополиный пух…
весной девчонок. Точно.
А, лукавый?
Метафизичен. В рое трупных мух.
***
Л.Ю. Наволодской
Осень. Вороны и галки.
Старых историй огарки.
Доктор Живаго и Лара,
трагикомичная пара.
Я ошибался так часто…
Осень-тоска Иокасты.
Не разминуться мне с нею,
пялюсь в упор и…трезвею.
Знаю, решают все Парки,
осень, вороны и галки…
***
Н.М. Рубцову
Мир опустел. И плакали, как
дети,
твои поля, когда ты вдруг исчез
в другую жизнь. И только резкий ветер
достиг с тобой тех новых чудных мест.
… где всяк крылат, а путь высок и светел.
***
Послушайте, вы!
Подскажите, как дальше мне жить?
Чтоб уже не страдать от того, что
не в силах любить.
А впрочем, зачем?
Все равно ведь шныряю в потемках.
Где все стихи колобродят.
А. Блок и его «Незнакомка».
***
Психея озабочена собой.
А я робею, бормочу… И пятна
алеют на щеках, когда судьбой
моей владеет, бросив вскользь:
«Занятно…
но как-то голо. Пой, дружище, пой!»
***
« В саду поет иволга.»
И.А.Бунин «Книга»
А иволга чудит в саду.
Как флейта.
Слушаю, читаю…
Явь от мечты не отличаю,
лаская нервно книжку ту,
где будто поменял обличье
существованью своему…
Эх, флейта!
Бунин.
Волчье, птичье.
И все. И сердцу, и уму.
Семеновский плац. Разговоры
про жребий, пожалуй, и жуть…
Толпа, караул, сами воры.
Чуть-чуть до Голгофы.
Чуть-чуть.
А выше…Безмолвие неба.
Отчаянье нищих сердец.
И святость бесчестья.
Эх, мне бы!
венец тот, терновый венец…
***
Сдохну, брат, от удушья
иль в тяжелом вине,
так что слезы кликушьи
тщетно лить обо мне.
Если - друже, не злы вы?
Вот он - я! Без меня,
вам запомнятся срывы,
душу мне леденя…
И на том. И на этом.
Я наверно вернусь,
чтоб остаться поэтом,
чуть надломленным пусть.
***
Русским мальчикам 80-х годов
прошлого века. Тем, кто выжил.
Прими мое проклятие – мой век.
Ты вздорен был и в этом самом вздоре
чугунных истин, гнил себе… мой смех
не замечал. – Что пялишься? Доколе?
До той игры, когда из школ-казарм
в жизнь вытряхнул. Нам целый мир – казарма.
Солдатский долг и пламенный напалм
сентиментальности, что пострашней напалма.
метелящего ворога в полях…
Я уцелел. Благодарю за милость.
И проклинаю, давит душу страх,
ведь жизнь и на пустяк не изменилась.
Лишь Ангелу-Хранителю, хвала!
За выучку, где дом, братва, скамейка,
и у могилок рыжая трава,
рот в землянике, сломанная лейка…
Тебе!
Я говорю: сотри меня мой друг!
Да, в порошок. Иль выводи в дорогу.
Я все принять готов. Безумен видно дух.
Чуть утоптали. Стал чудак, ей-Богу!
***
Борису Рыжему
Ты был поэт.
Поэт? Поэт.
Не досмотрели, проморгали,
как мать ребенка на вокзале.
Что ж, от судеб защиты нет…
Как нет божественнее твари!
Пустота. Дыра. Сомнения,
что еще жива душа…
Дохожу до исступления
в поисках карандаша.
Только вряд ли что-то сложится,
раз возник такой разлад,
оттого малюю рожицы
и тому безмерно рад…
***
Смотри-ка, дорастаю до стихов!
Как раньше, в детстве, так…
до ручки двери.
И обретаю смысл ценой потери,
любого гостя вытерпеть готов.
Стал суеверен, верю в чох и жох.
Болтлив, развязен.
Что?
-Мели, Емеля!
***
С.В. Мормину
Вперед, вперед.
Слепая гонка страсти.
И этот холод жуткий в тишине…
Как будто Бог, осматривая снасти,
Скучать давно забросил обо мне.
Но как бы там…
Я дальнего не вижу.
Признаться даже ближнему не рад.
Живу один. Мне все милей и ближе.
…Афины. Утро. Пьяненький Сократ.
***
Павловской О.Р.
Оставить беды все на черный
день.
А радости…
на светлый день оставить,
Сообразив, что нынче воскресень.
Все кончено. Бессмертие на память.
И в ночь уйти по улицам чужим,
сквозь зубы прошаманив: трали-вали…
забыв зачем и для чего ты жил,
а жил вообще-то? Мыслимо едва ли…
***
Я – Гамлет. Жилка на виске
дрожит. Мне это только снится,
Дурные вести, как синица
в руке, а жизнь…на волоске.
Я знаю, пропадаю зря.
Мне этот бред не по карману!
Живу судьбу благодаря
за то, что вечностью обманут…
***
И жизнь давно наполовину,
и не дает, и бьет в песок…
Похоже, угодил в лавину,
…и все.
В кармане пара строк.
Полпачки «Примы». Зажигалка.
Лопатник. Ни сантима в нем.
А, в общем, ничего не жалко.
Я дико рад, что погребен.
Забавный русский дух живет неизъяснимым.
Шатается навзрыд. Не творчество – запой…
Гляди, гульба – пальба,
но над кабацким дымом…
всегда есть кто-то с ангельской трубой!
***
Паше Тимофееву
«И горний ангелов полет…»
Высок. А музыка все глуше…
Но отчего трепещут души
Поэтов. Прочие не в счет.
***
Русское кладбище. Нищая глина.
Осень, гнилая пора.
Мама встречает любимого сына,
И ни кола, ни двора.
Только оградки. Свинцовые даты.
Все времена-бремена…
Где ты теперь и куда отошла ты?
Мама!
Глухая стена…
***
Какие были времена!
А, собственно, какие были?
Вот, с братом маму схоронили…
Да, маму. Черная весна.
Едва дышу. И пустословью
пространства нет. Дышу едва.
Пытаюсь склеивать слова,
где страх соседствует с любовью…
но страхом порченая кровь
рождает тусклую любовь.
***
Казалось, рыцарь!
Бог ты мой…
Какие молнии блистали.
Удар – и ты на пьедестале!
Красивый, гордый, молодой…
Но вот, сны сниться перестали.
И все прошло. Само собой.
К О Л О Д Е Ц
Да, да.
Колодец, где так просто,
из детства выдавив слезу,
вдруг отыскать среди наростов.
на дне красивую звезду…
Устав,
вновь к небу обратиться.
И там, средь тучек-недотрог…
Колодец. Звездная столица.
А в самой сердцевине –
Бог.
***
Героям винно-водочного фронта
Немного слов и очень много
водки
на взвизге угасающего дня…
И ощущенье, будто бы из лодки,
где место всем, выпрыгиваю – я!
Туда, где мрак, безмолвие и холод.
Туда, где под ногами нет земли…
Орут во след и лапают за ворот,
удержишь разве? да и стоит ли?
Ненужное барахтанье – утеха
тем, кто дает советы без конца.
Я выпрыгнул из лодки.
Я – помеха.
И облегченно вздрогнули сердца.
***
Младенец спит. А рядом с крошкой
и кошка дремлет. Все ушли
на кухню. Где, то вилкой-ложкой
гремят…
Всех ангелы учли.
Вот оправдание земли, божественная
«неотложка».
***
Две половинки.
Мышкин и Рогожин.
О, Достоевский многое вместил.
В нем – хлябь и бред душевных бездорожий.
Хворь, пагуба…
И ясный блеск светил,
Будь одержим. И почитай, что ожил.
***
Катится колбаской по свету
с какой-нибудь целью земной…
А что еще нужно поэту,
который когда-то был мной?
***
Зачем-то о Блоке, о Боге… и плач по России,
где все как приказано. В общем, не видно конца.
Толпа набухает, бичи за киоском бухие,
а завтра – Крещенье. Небесного вспомнив Отца,
и стужа отпрянула. Ангелы против стихии.
Зато этот город, он против живого лица…
и воздух исчез. А удушье все давит и давит.
Как он это понял! Да, Блок. В том ужасном году,
лишь скрежет зубовный, пытаю настойчиво память,
как он изменился! (да, Блок) и – особо – в
гробу…
А снег на проспекте вполне по-весеннему тает,
и я сочиняю, иначе уже не могу.
Как будто бы ритм изучаю минувшей эпохи,
что свет излучая, молчит, пропуская вопрос.
И как это было? Таю откровенные вздохи
по поводу детской надежды: вразнос, так вразнос,
но дух благородства и веры подобие тока
подземных стремнин. Не пройти. Охраняемый пост.
***
Наугольному Евгению
О, жизни темная река,
откуда ты берешь начало?
Меня всегда ты замечала,
как в детстве ужас сквозняка.
А где же светлая река?
К какому берегу стремиться?
Но для того нужно родиться
вновь, чтоб узнать наверняка.
Перемешались эти реки,
хоть друг на друга не похожи,
как с князем Мышкиным Рогожин,
как Капулетти и Монтекки…
Уносит светлая волна.
Уносит темная волна.
Одна волна -
чуть солона,
в другой – не угадаешь дна.
***
Опять нарушил все обеты
и променял их на обеды
средь лиц, пустынных и пустых.
Шатался, пил, давился скукой
и праздник принял словно муку.
Вот так. И в челюсть, в поддых,
А чудо было, звезды были,
любимые глаза любили
в чаду кошмарных фраз и поз.
Все как-то мимо. То и больно,
что разгулялся сокол – сольно…
А мог бы вознести средь роз
и поцелуев. Что же это?
Где я? Когда очнусь поэтом,
а не кабацкой требухой?
И корчусь от бессильной злобы,
теперь исправь сие, попробуй!
Для протокола: пир с чумой.
***
Звезда увлекла. Был прекрасен и тонок
тот голос из хаоса черной весны.
Возможно ли, так – пел ребенок, ребенок,
зовущий меня в мои детские сны…
И грезила жизнь об утраченном рае.
Крылатый мой спутник парил в глубине
небесного свода. А звездная стая
его омывала в студеном огне.
Звезда увлекла. Выбираясь из дебрей,
я музыку слышал и музам внимал…
***
Не под глаз засветили бланш.
И ни черту, увы, ни Богу…
так уж вышло, что нынче блажь
разузнала ко мне дорогу.
То ли, раньше я был чудной,
может, как-то еще иначе,
только все-то она со мной.
Я стал лучшей ее удачей!
И не знаю теперь, как быть?
Вам известны мои причуды,
клялся даже, что брошу пить
из-за этой чумной паскуды…
но не бросил. Опять кураж.
И ни черту, увы, ни Богу…
так уж вышло, что нынче блажь
разузнала ко мне дорогу.
***
Дай Бог,
чтобы ближние в жизни без нас обошлись,
когда нас не будет. А им – и мечты, и дорога…
Душа-то жива. Ей достанется звездная высь,
Где только ее ожидают. Тепло ей у бога
***
Недоброжелателям,
Явным и тайным.
Среди стихов я не забвенья,
страданья и вины искал,
вымучивая вдохновенье,
как крылышки свои Икар.
Сгорели крылья.
Жгу бумагу.
Свободен. Больше не горю.
Но если вдруг? То за отвагу.
За смертный грех. Благодарю.
Осень 2002 -зима 2003
Для поэта… и человека, главное, это увидеть среди хаоса повседневности
ясность Божьего лица.
Наугольный А.Р.